В первом блокноте я рисовала кучу картиночек, даже не думала, что на такое способна.
По нему можно проследить некую траекторию моего возвращения в мир-без-депрессии.
Тревога никуда не делась. Здесь здорово, я бы хотела остаться здесь. Психическое расстройство инфантилизирует, помните? И тут - никакой ответственности, спи себе да ешь таблеточки.
Я ужасно грязная.
Совсем не помню, кому я недавно говорила про Багрицкого. Главрыба болеет, главрыба лежит в психушке - имеет право. Она активно графоманит - это чудесно.
Рыбовод тоже должен отдохнуть.
Меня не подпускают к роялю.
В моей медицинской карте - несколько попыток суицида. Точно, больше одной. Забавно.
Врачи задают достаточно банальные вопросы, я успеваю подумать "это чтобы исключить шизофрению", "а это - биполярку".
Птичка Дора - чекистка. Простыни очень белые. Расстрельная рубашка. Ольга Гепнарова.
В истории Макс и Хлои мир действительно упал к их ногам.
Очень хочу нарисовать Сонечку, как она сидит за компьютером.
А что же рыбовод? А рыбовод - честный советский труженик - отпустил главрыбу на вольное плаванье. Будь она хоть золотая - толку мало.Чего загадывать, когда коммунизм по всей земле и без рыбы наступит?
А может он и не верит? Может, он диссидент и отправляется в дальние страны? (на лодке)
Приключения рыбовода, главрыбы и птички-чекистки.
У меня сенсорное голодание.
Я долго думала, но опять забыла.
smoking girls go to paradise
Нет, на самом деле, мне уже совсем не хочется курить. Странно.
Хочу рисовать.
Хочу раскраску-антистресс и жить в бостонском браке.
Надо признать, что пишу я лишь от скуки, но тревожусь за каждую потерянную мысль.
Рыбовод - Рыжий. Тот же рыбовод, накрытый рукой одиночества. Главрыба, вероятно, была очень важна, ибо рыбовода пригласили в кабинет с папкой "Дело" на столе и с кобурой. Пока Рыжий думал, а не проверить ли ему возможную пустотность кобуры, все кончилось. Куда делась та Главрыба - никто не знает.
Кто-то, кого он не успел разглядеть, тянул к нему руки с подножки трамвая, пока он раздумывал, трамвайная вишенка уже упала на рельсы и была раздавлена.
Здесь высокие потолки, стандартно раскуроченный старый дом. Узкая комната пугает, согласитесь?
В библиотеке нет дневника Анны Франк, потому что это "тяжелая тема, таких книг у нас нет, вы же понимаете, специфика больницы..."
"Бойцовый Кот есть боевая единица сама в себе"…
Лоуренсу понравилась строчка "only our pain is never mascerade"
Я под галоперидолом и еще хуй знает чем. Тут нет никого, только твой мозг, и, даже дергая за косичку, его не вытащишь.
Женщина в белом халате с голубой каймой кричит: "Я не сестра!"
Это, видимо, так и работает: когда рушатся твои ментальные основы, начинаешь судорожно хвататься за быт - чай с печеньками, теплый свет в окне. Не давать доступ к фортепиано - преступление.
Плачу. За много-много лет - впервые.
"Я пью за тебя дюжину бутылок вина и больше всего хочу стать личинкой"
Мне очень понравилась идея рассказа Габриэля Евгеньевича. Человек идет самоубиваться в леса около родного села, на поляне натыкается на повешенный труп, как две капли на него похожий, кладет ему в карман свою записку… и его отпускает. Человека никто не ищет. А герой рассказа теперь - свободен.
Они называют это "плохими мыслями". Глупый эвфемизм.
Хочу татуировку бекара на предплечье, цепочку на щиколотку и кольцо в носу.
Цепочка - колючая веточка, скрытое кружевом напоминание о несвободе.
Наколоть еще и Крест Гидроцефала?
Или черные пятна на руке, как у Гатиса Зиема.
Если бы я была режиссером, я бы экранизировала "Огоньки" Кира Булычева.
Когда в предсумеречном освещении входишь в тихое и темное закрытое помещение, возникает чувство дежавю.
Она плавает в формалине.