В сегодня лет поняла, что оказывается людям важна твоя симпатия, и ее нужно проявлять, тогда в большинстве случаев человек тоже будет расположен к тебе.
Ах, как же теперь жить, мне так нравилось игнорировать обьекты моих симпатий и передавать им сигналы силой мысли.

я постоянно думаю: а для чего я вообще что-то делаю? для чего я встаю с кровати, пытаюсь быть продуктивной, учу кучу материала? если бы у меня была хотя бы крохотная цель в этой жизни, может, было бы легче себя заставить…

сегодня вспомнила, что в детстве читала очень много серьёзных книг, потому что думала, что это круто, что из-за этого я как бы возвышаюсь над глупыми одноклассниками, которые только и делают, что деградируют. чтение тяжёлых произведений начало приносить мне удовольствие намного позже, но даже сначала я усердно читала свою норму каждый день: потому что у меня был стимул — чувствовать себя лучше других.

я подумала, может, сейчас попробовать что-то подобное? хотя бы на своем тщеславии выехать из этого состояния полного безразличия? но потом вспомнила, что мне, увы, уже не десять лет и поверить, что я хоть где-то могу быть лучше других, мне теперь крайне трудно. но попытаться, наверное, стоит…

как насчёт того, чтобы на время забить на мотивацию и начать хотя бы с дисциплины?

Моя душа вспоминает пруды Петергофа и утренний туман.
Звуки электрички и слишком ранние подъемы. Прогулки до залива и пиво на берегу.

Шумных соседей. Мальбаро красные, что курились со взглядом вдаль.

Готовка в три ночи. Перекрёсток. Салаты непонятной давности. Мой любимый пудинг и бифштексы от якута.

Сейчас я думаю и радуюсь, хорошо, что наркотики не застали меня в Питере. Меня бы точно унесло на всех ветрах, без остановки.

Хочу, чтобы я сидела и читала книги, а мне за это платили бабки.

Помню, в одной серии Хаус купился на то, что в него, старого хромого наркомана, влюбилась 17летняя девчонка. А девчонка была хороша. Она приходила к нему в больницу, ждала его на парковке, ее одежда открывала больше, чем скрывала. И Хаус поверил, пока однажды она не расплакалась перед ним, и он не увидел молочные слёзы - диагностический критерий. Тогда он, поняв в чем дело, раздосадовано повторял ‘damm it’, выписывая рецепт.
У неё были споры в мозге, отсюда и ее фиктивная увлеченность. А Хаус просто принял желаемое за действительное и проморгал типичный для Америки кокцидиоидоз.

Может, это очень неправильно вот так думать временами, но этот фрагмент из книги подозрительно часто всплывает у меня в голове.

"Потому что плевать я хотел, что там говорят люди и как часто и как уверенно они это повторяют: никто, никто и никогда не убедит меня в том, что жизнь — это главный приз, величайший дар. Потому что вот вам правда: жизнь — это катастрофа. Сама суть нашего существования, когда мы мечемся туда-сюда, пытаясь себя прокормить, обрести друзей и сделать что-то там еще по списку — есть катастрофа. Забудьте вы все эти глупости в духе «Нашего городка», которые только и слышишь отовсюду: про то, какое это чудо — новорожденный младенчик, про то, сколько радости сокрыто в одном-единственном цветке, про то, как неисповедимы пути, и т. д и т. п. Как по мне — и я упорно буду твердить это, пока не умру, пока не рухну в грязь своей неблагодарной нигилистичной рожей, пока не ослабею настолько, что не смогу и ни слова выговорить: уж лучше не рождаться вовсе, чем появиться на свет в этой сточной канаве. В этой выгребной яме больничных кроватей, гробов и разбитых сердец. Ни выйти на свободу, ни подать апелляцию, ни «начать все заново», как любила говаривать Ксандра, путь вперед только один — к старости и утратам, и только один выход — смерть."

Ясно, ничего не получится. Я просто никак не могу остановить это днище, не могу нормально соображать, запоминать, жить тоже толком уже не могу.
Любое упоминание учёбы, экзаменов, дипломов, универов и т.д. моментально приводит меня в отчаяние. Смириться с тем, что все закончилось намного раньше, я не могу. Смириться с тем, что здесь в большей степени причастно моё состояние, тем более.
Я не могу просто начинать с начала потому что это будет не новая жизнь и не новое место обучения, а моё поражение. И да, травмирующие ситуации из прошлого никуда не исчезнут и будут повторяться в любом месте, а я все так же не буду способной разобраться с ними. Учитывая, что теперь голова не подчиняется событиям из реального мира, я так и буду болтаться рядом со дном, и даже если я пойду в колледж, я буду херово учиться, потому что годы разношерстной бредятины хорошенько настучали мне по мозгам, которые отказываются теперь работать так, как им положено. Это одна из главных причин, почему я ненавижу переживать то, что сейчас происходит. Я очень хочу побороть это, продержаться хоть где-то до конца, стать одной из тех, про кого можно будет сказать, что ей головушка не помешала построить нормальную жизнь.
Я очень скучаю по времени, когда могла думать и говорить не только о проблемах по этой части.

Есть вещи, о которых нам не суждено узнать. И пусть они казались нам когда-то перспективными и привлекательными, что-то не сложилось, и мы имеем то, что есть. Но иногда случай напоминает о них, воспоминания оставляют после себя чувство. Это странное чувство легкой горечи. Необоснованное, так кажется. И тогда возникает мысль "что если" и осознание ее неуместности. Быть может, именно в этот момент горечь становится грустью. Комфортной и тихой.
А потом отпускает.